| Добро пожаловать. Администрация форума "Legacy of Lilith" рада приветствовать Вас. Обратите внимание, что форум имеет высокий рейтинг и гомосексуальную направленность. Femslash\yuri. NC-21 Освобождены места Царицы, ее Правой руки и Наследницы Царицы. * |
Legacy of Lilith |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Legacy of Lilith » Прошлое. » Дидона и Эней
Название: Дидона и Эней
Дата и длительность эпизода: несколькими месяцами ранее
Место событий: Лион
Погода: прохладная
Участники: Алексис Хоган, Драгомира Орлова и Ольга Романова в качестве приглашенной звезды
Краткая суть: первая встреча
Отредактировано Dragomira Orlova (2013-07-30 22:25:20)
- Да… Да… Поняла, думаю это мы обсудим сегодня же, когда встретимся, - монотонно говорила Ольга в трубку, расхаживая по своему номеру, иногда останавливаясь и посматривая на часы, - Хорошо, до встречи.
Оставив, наконец, телефонный аппарат в покое, женщина отправилась в комнату Драгомиры. Ноги тонули в мягком ковре, а звук шагов был, и вовсе не слышим. Не удосужившись постучаться, Ольга открыла дверь и, посмотрев на ламию, холодно сказала:
- Оденься прилично, мы посетим оперу.
Оставив распоряжение, вампирша двинулась в свою комнату. Выбрав подходящий наряд, женщина переоделась, захватила кое какие документы и вышла в коридор.
Драгомира была не в восторге от того, что ей придётся скучать в оперном театре весь вечер. По её мнению, подобные развлечения подходили только тем дамам, которым давно перевалило за сорок. Или же родившимся в прошлом веке, как Ольга. Впрочем, это не оправдывало её стремление тащить туда свою ламию. Орлова, разумеется, не могла сказать о своём недовольстве прямо, не смела, но она давно научилась выражать свои чувства более тонкими методами.
Поэтому в коридоре к Романовой присоединилось существо неопределённого пола без косметики и украшений в спортивных туфлях, джинсах и кожаной куртке. И без того не слишком выдающаяся грудь Драгомиры была надёжно упрятана под верхней одеждой и, судя по всему, спортивным бюстгальтером, так что о её существовании можно было только догадываться.
– Я проверила дресскод оперного дома, – тоном, отдалённо напоминающим извиняющийся, сообщила девушка. – У них нет ограничений. Но, если ты считаешь, что я не гожусь к тебе в эскорт в таком наряде, я могу надеть пиджак и брюки.
Одарив Драгомиру не самым дружелюбным взглядом, Ольга впрочем, ничего на эту выходку не сказала, лишь когда парочка миновала коридор, направляясь к выходу, произнесла:
- На следующее мероприятие я наряжу тебя в платье с рюшами и таки сделаю похожей на девушку, - непонятно, что это было угроза, либо насмешка, но на губах женщины играла едва заметная улыбка.
Спустившись на лифте в вестибюль, Ольга взяла такси, подождала, пока ламия открыла перед ней дверцу и уселась в салон.
- Ты мне там нужна не будешь, просто сопровождаешь, - пояснила блондинка, открыв сумочку и что-то в ней ища. Затем будто бы что-то вспомнив, Ольга посмотрела на Драгомиру и предупредила:
- Кто бы там тебе не встретился, мне проблемы не нужны. Учти.
Ламия, уже вовсю представлявшая себе, как Ольга наряжает её в платье конца XIX века, поспешила заверить вампира, что вести себя она будет исключительно учтиво и вежливо и не даст ни малейшего повода для недовольства. Про себя девушка добавила, что это будет невообразимо скучно, потому что подавляющее большинство любителей оперы во всём мире – это люди трое-вчетверо старше её самой.
Во время оперы она чувствовала себя школьницей на скучном, но обязательном представлении, которой нужно спокойно и неподвижно высидеть час, но уже спустя пять минут безумно хочется сделать всё, что угодно, лишь бы всё закончилось поскорее. Впрочем, ещё до начала второго акта голос Дидоны настолько её заворожил, что Драга позабыла о скуке.
А к концу третьего акта, после "Плача Дидоны", Орлова была уверена, что нашла не только нового кумира, но и родственную душу. После того, как отгремели аплодисменты, девушка убедилась, что Ольге она больше без надобности, и помчалась за сцену с надеждой перемолвиться с певицей хотя бы парой слов. Возможно, даже показать ей свои картины. От предвкушения, девушка до боли закусила губу.
Это был один из тех дней, которые хочется скорее перелистнуть. Просто они не ладятся с самого утра, и единственное желание - дождаться следующего рассвета. Или заката - зависит от образа жизни.
В самом деле, дурное расположение духа блондинки можно было объяснить просто - второй день её супруга находилась в отъезде. Алекса не смогла поехать с ней, так как в этот сезон была занята на сцене. Чувство ответственности перед людьми, не позволяло сорваться следом. Поэтому, поправляя тёмные очки и покидая черный БМВ, даже этот краткий путь сопровождаемая телохранительницей, в стены театра она входит без привычного трепета.
Но опера лечит. Как и всегда - заставляет отбросить всё, и думать только о той, кем сегодня ей предстоит стать. Пока накладывают грим, Хоган прочищает горло и распевается. Облачаясь в тунику тонкого шифона, из гримерки она выходит уже не Алексой, но Дидоной - царицей Карфагена, и по коридору двигается так же величественно, как её героиня могла идти через триумфальную арку.
Сцена - её царство, залитое светом, пространство вне времени. И сейчас стремящийся прочь Эней, окутанный мороком советов злых духов - ни чей-то малознакомый голос, и не отождествленный образ Гертруды, которая вовсе не покинула свою жену навсегда - а часть истории, призванной трогать человеческие души.
Партия за партией - иных это выматывает, но её лишь наполняет силой. Сквозь образы льется живое - мысли, чувства, трагедия гордой царицы и любящей женщины, мир которой уместился в одном человеке. Кульминацией становится её плач, прежде чем сгинуть в погребальном огне - Дидона поет. Актриса плачет вместе с ней, вместо неё, вбирая в себя и горькую насмешку над оправданиями, и горе правителя, в котором рушится теперь великий Карфаген. И просьбу - самоотверженную просьбу забыть, и не держать тяжести на сердце. В этот момент голос женщины наполняется силой. А после умолкает, как будто бы и вправду навсегда.
Занавес. Аплодисменты. Едва ли заметным жестом вытирая слезы, певица вновь становится собой, и улыбаясь зрителю, уходит за кулисы. Третий шаг за пологом тяжелой ткани слишком неуклюж - Алексис почти спотыкается, и не падает лишь благодаря охраннице - та вовремя подхватывает хрупкую патроншу.
- Спасибо, Кристина. Кажется, я немного устала сегодня, - Хоган лукавит. Слабости в теле нет совершенно, но вот мыслями она где-то на берегах Карфагена, шагает в огонь, впиваясь невидящим взглядом в уходящие за горизонт паруса. Или вовсе не там, а рядом с супругой, в шумной зале на каком-то важном приеме. Не разберешь - реальности ещё слишком смешаны. Но в горле першит - от искр костра, а от долгого напряжения. Значит, правдивый мир здесь, за сценой. А жаль.
Дева уже намеревается идти в гримерку, но шум отвлекает её и она оборачивается.
Драгомира шла, на ходу выламывая себе пальцы. Она уже успела пожалеть о том, что явилась на оперу в непрезентабельном виде: кроссовки, джинсы, перекинутая через предплечье кожанка и чёрная футболка, от ворота которой вдоль шеи до самого подбородка тянулась татуировка двумя плетёнными шипастыми лианами. Но о внешности девушка старалась думать, как можно меньше. В конце концов, тут она ничего изменить уже сможет, а каждая капля уверенности у неё на счету. Проникнуть в гримёрную к диве вряд ли будет легко.
Поэтому сейчас Драгу занимали мысли о другом, а именно о том, как составить разговор. Она подозревала, что начать лучше с музыки, но в этом плане была одна неувязочка. Орлова не сомневалась, что их музыкальные вкусы сильно разнились. Конечно, она и сама порой слушала Искусство Фуги или Пятую симфонию Бетховена или даже лирические песни Шуберта (многие из которых напоминали Драгомире произведения Rammstein, о чём она предпочитала умалчивать на людях), но об опере она не знала почти ничего.
“Кто самые знамениты композиторы, сочинявшие оперы?” – пальцы уже болели так, будто девушка вывихнула сустав, но она лишь продолжала сосредоточенно размышлять на ходу, пытаясь щёлкать измученными костяшками и не обращая на боль никакого внимания. – “Верди, Моцарт, Вагнер, Чайковский… Пёрселл, разумеется. Кто ещё? Стравинский? Нет, он писал музыку для балета. Или оперы у него тоже были? Может, стоит перейти на современную музыку? Хотя она вряд ли слушает фолк или панк. Наверно, посчитает это признаком дурного вкуса…”
Девушка успела ещё поразмыслить о том, что можно перевести разговор на историческую тему. Её познания об античном мире ограничивались знаниями, усвоенными в школе на уроках истории, но Драга прочитала синопсис в программке и знала и про королеву Карфагена, и про Энея, и про падение Трои. Вероятно, она вспомнила бы ещё много чего, но в этот момент Орловой преградил путь здоровенный охранник.
Их спор, шедший на повышенных тонах из-за волнения девушки и нежелания громилы идти на компромисс, и услышала Алексис. Драгомира по-прежнему не могла выдумать такой причины, по которой ей необходимо было встретиться с дивой или же просто охранник решил не пускать чудаковатого парня с женственным голосом за кулисы, что бы тот ни говорил. И по виду мужчины было понятно, что совсем скоро он созреет для того, чтобы вывести незванного гостя из оперного театра силой.
Ссора, судя по тону, вот-вот готовая перерасти в потасовку, заинтересовала женщину ещё и её собственным именем, мелькнувшим в разговоре. Один из голосов, глухой и звучный бас, принадлежал Конраду - глуповатому амбалу из охраны, которого сама Алекс в шутку называла "Мой дорогой Шкаф". А второй - явно девушке, скорее всего юному созданию, чем-то непомерно взволнованному. Зная характер охранника, Хоган предпочла вмешаться - уж очень не по душе ей было рукоприкладство в этой обители искусства.
- Конрад, что здесь происходит? - К веселой компании она подошла почти неслышно, сложив руки в замок на уровне пояса, и очень грозно хмуря брови. Со стороны, бледнеющий перед хрупкой женщиной охранник наверняка смотрелся презабавно. Но так уж был устроен микромир службы безопасности - недовольство Алексис могло дорого стоить его жизни в дальнейшем. Вся охрана, окружающая певицу - на работе или дома, во время шопинга и на отдыхе - была единой организацией, целью которой являлось обеспечивать её безопасность. Герта очень серьёзно подходила ко всему, что касается её драгоценной супруги. Так что головы в стройных рядах вполне могли полететь по одному слову блондинки.
- Госпожа Алексис, этот мальчишка хотел пробраться за сцену. Он очень подозрительный, - бас мужчины был забавно приправлен дрожью - актриса вполне могла себе представить, как он сейчас вытянулся по струнке и задерживает дыхание. Она покачала головой, изображая на лице разочарование.
- Извинись перед моей подругой сейчас же. Нельзя девушку называть мальчишкой, да ещё и так грубо, - женщина обернулась к незнакомке, всем своим видом и белесым взглядом слепых глаза выражая уверенность. - Дорогая, не уж то ты снова потеряла пропуск? Я устала их заказывать. Пойдем в гримерку, я распишусь тебе на лбу, и в следующий раз тебя точно никто не остановит, - На доли секунд тон её речи приобрел окрас иронии, прикрытой укором. - А ты, Конрад, свободен. Уверена, у тебя есть и другие дела, кроме как пугать девушек своими габаритами, - Певица картинно махнула рукой, и явно начавший подвисать, как первый пентиум, охранник тут же исчез из поля зрения присутствующих. В стороне улыбалась наблюдающая за сценой Кристина - телохранитель прекрасно знала о пристрастии патронши осаживать охрану, и подбирать котят.
- Кристина, я всё знаю, возвращайся к своим прямым обязанностям - позубоскалить можешь и дома, - по доброму бросила Лекс, уже шагая в сторону гримерки и невольно увлекая с собой и спасенную душу. Кстати о ней.
- Итак, кто ты, мой новый друг? И зачем тебе понадобилась старая, слепая певица? Кстати, если ты подосланная наемная убийца, или террористка, желающая подорвать театр - моя старая подруга не оставит тебе шансов, - Произошедшее минутой ранее повеселило Хоган, и теперь она была более чем открыта для нового знакомства, позабыв о дурном расположении духа и усталости. Но при всей накатившей смешливости, блондинка ни на секунду не теряла присущей ей стати.
В гримерку она зашла так же и безмолвно приглашая туда девушку. Телохранительница было хотела поворчать на эту тему - но промолчать и смириться с прихотью эксцентричной нанимательницы куда проще.
События разворачивались настолько стремительно, что Драгомира даже не успела отреагировать. Хотя реакции и не требовалось – её новый кумир по какой-то совершенно непонятно для девушки причине решила сделать всё сама. Орлова отправилась вместе с ней, стараясь подыгрывать по мере возможности, чтобы происходящее казалось менее подозрительным. Но взгляд телохранительницы, походя пойманный ею, моментально убедил девушку в том, что её актерские навыки далеко не совершенны.
Они уже шли по коридору, когда до сознания Драги достучалась мысль о том, что Алексис слепа. По-видимому, это ничуть не мешало ей уверенно перемещаться в пространстве. Двигалась певица настолько органично, что отсутствие зрения казалось не изъяном, а просто физиологической особенностью, такой как рост или цвет глаз. Драгомиру смутило другое – ей безмерно хотелось показать Алексис свои работы, но теперь выяснилось, что это невозможно. А значит, чудесный подарок красоты и искусства, который девушка получила в этот вечер, так и останется без ответа. И для Орловой это было величайшая трагедия.
Девушка, как вкопанная, остановилась перед дверью гримёрки, лихорадочно рассуждая о том, что же ей теперь делать. Лишь спустя несколько мгновений она поняла, что дива приглашает её зайти внутрь. И ждёт ответа на свой вопрос.
- Вы совсем не старая, - выпалила в ответ ламия, наконец, присоединившись к Алексис в гримёрной.
Ей очень хотелось добавить: “и не слепая”, но девушка понимала, что ей собственные ощущения, прямо противоречащие объективной реальности, могут быть неправильно истолкованы. И, скорее всего, будут неправильно истолкованы любым здравомыслящим человеком.
– Я нет… я ничего такого не хотела. Меня зовут Драгомира. Я художник. И немного фотограф. Простите, я не хотела навязываться, вы, наверно, устали после выступления. Но я впервые в опере, и… я не знаю, что на меня нашло. Я слушала её просто на одном дыхании, а когда вы пели “Плач Дидоны”, у меня просто спёрло дыхание и загорелись виски. Словно я сама переживала её эмоции. Ваши эмоции. Я и не знала, что такое возможно. И я решила, что обязана с вами поговорить. Наверно, я с ума сошла, - тут Орлова сделала глубокий вдох и заговорила спокойнее и медленнее, что давалось ей с явным усилием. - Простите, мисс Хоган, я несу какой-то бессвязный бред. Я пробралась сюда только ради того, чтобы поговорить с вами, и мне стыдно за этот эгоистичный порыв. У вас, несомненно, есть дела поважнее общения с восторженными почитательницами. Я могу как-то загладить свою вину?
Женщина старательно прятала улыбку, слушая свою новую знакомую и попутно снимая макияж. Для этого ей не требовалось зеркало, но все баночки были традиционно расставлены на туалетном столике, что и определяло положение певицы в комнате.
- Не волнуйся так. И присаживайся - там должен быть диван, - она кивнула за спину, а потом шагнула за ширму, переодеваясь, буквально осязая недовольный взгляд Кристины.
Тут стоит сделать лирическое отступление, чтобы объяснить наплевательское отношение Алексис некоторым нормам. К примеру, о приглашении незнакомой девушки в собственную гримерку, вопреки элементарным правилам безопасности. Кто-то называл бы это просто эксцентричным поведением актрисы не от мира сего, она же имела несколько иной взгляд на сей счет.
Ослепнув когда-то, и пройдя сквозь тяжелое становление себя в мире без синего неба и зелёной травы под ногами, она сломала эту границу. Все условности когда-то были старательно возведены людьми для себя самих, женщина же имела достаточно богатое воображение, чтобы их преодолеть. И теперь многое из того, чем иные прикрывали свои души, казалось смешным, а иногда и до грусти глупым. Она не различала, стоит ли перед ней дама в дорогом платье, и пацанка в кожанке, увешенная пирсингом - но четко видела, благи ли намерения этого человека. И дело было отнюдь не в слухе, улавливающем малейшую интонацию и шевеление в воздухе. Закрыв глаза, или просто отбросив въевшиеся в сознание клеше, на это был способен каждый.
-Ты думаешь, надменные леди и джентльмены, вот так бегают ко мне, наталкиваясь на охрану грандиозных размеров, чтобы просто выразить свои эмоции? Знаешь, как я давно не слышала искренних слов, не покрытых следом намерения, простых, от души? - Блондинка выходит из-за ширмы, раскидывая золотые пряди по плечам - на ней предельное простое платье белого шелка, стянутое поясом того же материала на талии. - Я глубоко тебе благодарна, Драгомира. За такую открытость и теплые слова. Значит, я не зря выхожу на сцену, - она дважды опрокидывает маленькую, старинную бутылочку с духами на кончики пальцев, и касается шеи, оставляя там следы приятного аромата, встает в стоящие тут же, белые туфли на небольшом каблуке, и разворачивается к девушке.
- Ты ведь художник, сама должна это чувствовать. Я просто хочу быть понятой, и пою для таких, как ты, - в последний момент Алекс отказывается от идеи одеть тёмные очки, и убирает их в подхваченную сумочку. Развоплощение окончено, но голос и лицо, даже за отсутствием макияжа и атрибутов, хранят черты царицы Дидоны.
- Всё это здесь, - певица ладонью касается собственной груди. - Если ты испытала её чувства, значит знаешь, какого это. - Хоган улыбнулась и сделала паузу. - Я хочу увидеть твои картины. Покажешь мне их? В моём случае, это окажется сложнее, чем обычно, но тем не менее возможно, - если оставить факт слепоты актрисы, кажется, что она смотри на Драгомиру и ясно её видит.
Орлова уже стояла с видом кающейся грешницы: голова чуть наклонена вниз, взгляд стыдливо опущен в пол, пальцы небрежно сцеплены в замок, и для полноты образа не хватает только застенчиво шаркающей ножки. Но это было бы слишком, учитывая её мальчиковый наряд. И даже то, что собеседница не могла по достоинству оценить артистические старания девушки в проявлении раскаяния, ничуть её не останавливало.
А уж тот факт, что это оказалось без надобности, и вовсе несказанно удивил Драгу. Она считала, что её новая знакомая будет больше напоминать Ольгу: правильную и строгую, допускающую отклонения от норм этикета только в тех случаях, когда это выгодно ей самой. Конечно, ламии и в голову бы не пришло обвинять Романову в лицемерии, она с готовностью принимала тотальное отсутствие даже малейшего намёка на равенство между ними. И заранее приучила себя к мысли, что её отношения с Алексис сложатся подобным же образом.
Впрочем, Драгомире ничего не стоило мгновенно себя от этой мысли отучить. Не успела дива договорить, а она уже улыбалась, представляя себя то, как они смогу обсуждать искусство вместе. Не на “уличном” уровне и не на уровне ценителей современного искусства, руководствующихся в оценке работ какими-то весьма туманными критериями, а как два знатока. Два творца. Даже сложности в процессе демонстрации своей живописи Алексис казались в данный момент абсолютно не существенными.
- А вы можете поехать со мной прямо сейчас? - с готовностью спросила ламия. - Мои работы сейчас выставляются в одной галерее. Крохотной, конечно, там всего четыре комнаты. Она закрыта, уже слишком поздно, но у меня есть ключ, я могу провести нас внутрь. Я только закончила расставлять картины, и мне будет очень приятно, если вы станете первой, кто их увидит.
Жизнь умеет удивлять, когда отходишь от привычного сценария и распорядка дня. Алексис, к примеру, была уверена, что вечер этот проведет в усталом безумии, напиваясь половиной бокала мартини и читая Брэдбэри. - Здравствуй, Рэй. Ты сегодня снова расскажешь мне историю, которая разгонит меланхолию?- И заплутав в объемных строках на жесткой бумаге, в смертельно опасных зеркальных лабиринтах чужих мыслей, отражающих бытие в пугающих реалистичностью образах, уснет под утро, в кресле из которого некому унести в постель - ведь Герта уехала.
Герта уехала. Коробит. Женщина вновь чувствует эту острую нужду, пристрастие, как у заядлого любителя выпить. И холод, подбирающийся от кончиков пальцев к грудной клетке, только от того, что новой дозы не предвидится ближайшие сутки, а то и больше. Не выкупишь этих пустых часов у времени. Прожито. Пропито. Прожжено.
"Когда я стала такой сентиментальной и зависимой? Поразительно, как ты меня изменила. А я то думала, холодный разум - самое ценное из того, что я имею."
Вдох. Глубже. Пора возвращаться к новой знакомой - иначе это просто невежливо. В силу возраста и сферы деятельности, Хоган всё же тронута тлетворным влиянием условностей. Но дело даже не в этом - ей вовсе не хочется оставлять Драгомиру без внимания.
Действительно вносит коррективы в стройные планы на тоскливое одиночество предстоящего вечера, и глупо с ней спорить. Удивление проходит почти моментально - женщина улыбается предложению своей юной собеседницы, и, чуть помедлив, кивает.
- Сочту за честь увидеть их первой и глазами автора. - Ей нравится порывистость Орловой. Не терпящая пререканий, заражающая, отрывающая от усталых взглядов в бездну временного одиночества. Странная девчонка.
В воздухе чувствуется напряжение. Почти осязаемое, вязкое. Хоган вздыхает, интуитивно поворачиваясь к телохранительнице.
- Ты знаешь, что твоё мнение ничего не изменит. Поедешь со нами, так и быть. Но мы пойдем через черный ход. - Она вновь обращает белесый взгляд на брюнетку. - Кристина отвезет нас на место. Скажи ей адрес. - После, несколько театрально подкрадываясь к двери, певица прислушивается к звукам и осторожно проворачивает ручку. Путь к черному выходу необходимо преодолеть почти бесшумно - иначе за Алекс увяжется небольшая армия.
В отличие от Алексис, Драгомира не любила строить долгосрочные планы, а для неё даже распорядок дня грядущего был “долгосрочным”. Это особенностью девушка была обязана не столько своему спонтанному характеру, энергичной юности и переменчивым желаниям, сколько опыту жизни с Ольгой. По одному только желанию той все планы девушки могли поменяться внезапно, без предупреждения и самым кардинальным образом, и ламия успела привыкнуть к этому. Как и к тому, что спорить с Романовой совершенно бесполезно, добиться этим можно было разве что хорошей трёпки.
И Драга за пару лет в совершенстве освоила искусство ловить любой подходящий момент, вроде этого, и выжимать из него всё удовольствие до капли. Мало ли когда представится следующий случай… и представится ли он вообще. Девушка всё ещё мало заботилась о том, как именно она будет показывать своей новой знакомой картины. Эту проблему она оставила на потом, на тот далёкий миг, когда они перешагнут порог галереи. Пока же Орлова лишь предвкушала эффект, который произведут её картины на диву, и почему-то она была уверена, что Алексис не останется равнодушной.
В томительном предвкушении она диктовала телохранительнице адрес, не обращая внимания на её взгляды, и это состояние было неизменным, пока они ехали к зданию галереи, слишком крохотному для такого пышного названия. Всю дорогу Драга вспоминала пережитые во время оперы ощущения и описывала свои эмоции Алексис, всё ещё стараясь найти и не пересекать ту тонкую грань, когда рассказы и восхищение становятся утомительными. Но вот уже ключ оказался в замке, дверь чёрный входа раскрылась, Драгомира наощупь нашла выключатель, и галерею залил яркий свет...
И тут ламия поняла, что ей нечего сказать о своих картинах. Она может произнести их названия, может в двух словах описать, что на них происходит: “человек идёт по мосту над рекой” или “девушка давит в пепельнице окурок, глядя в окно”, но это ничего не будет значить. Та магия, которую Драга с лёгкостью выплёскивала на холст, краски жизни, что, нанесённые отдельными, разрозненными мазками, сливались в единую непередаваемую картину, были за гранью её таланта к прозе. И настолько далеко, что девушка непременно свалится в эту пропасть, опозориться перед своей новой знакомой, если хотя бы попробует описать картины словами. И она молчала, лихорадочно подыскивая слова, не зная, стоит ли ей сделать хоть одну попытку или же сразу переходить к извинениям перед Алексис за бессмысленную поездку.
Вы здесь » Legacy of Lilith » Прошлое. » Дидона и Эней
